Вновь я иду по городу. Прохожу мимо двора, в котором когда-то вырос. Вижу дом, в котором я жил. Тот же дом что и раньше. Хотя нет. Сейчас немного всё по-другому. Чуть больше скосившихся перекрытий, чуть больше осыпанной штукатурки, чуть больше выбитых окон. Но всё равно, это мой дом.


Иногда от одиночества хочется поговорить и даже с самим собой. Порой хочется записать свои мысли, дабы однажды, кто-нибудь их услышит и возможно, поймёт меня. Впрочем, кто это будет читать?
Дожевав окурок и выплюнув его на землю, вновь погрузился в молчание. Детская площадка, которая так хорошо видна из моей комнаты, уже не похожа на пристанище детской радости и веселья. Не слышится детский смех, нет вездесущей бабушки Аси, которая вечерами прогоняла нас оттуда, мотивируя это тем, что горланить песни под гитару в три часа ночи не есть хорошо. Не соседей наркоманов, нет бомжей ночующих в летние ночи на лавочках. Ничего этого уже нет. Ничего хорошего и ничего плохого. А сама площадка, качели, песочница, брусья, всё – сожжено и раскурочено. А ведь единственное, что волновало нас тогда – это возможность быть вместе с друзьями и неважно где.
Эра интернета дало нам в этом плане многое, но "Мёртвое общение" обезличивает собеседника. Уничтожает его индивидуальность, его особенности речи, его я. А если вспомнить, бесчисленное множество блогов, чатов, сайтов, где собирались "единомышленники" и стучали по клавишам ночи напролёт до боли в суставах, до рези в глазах. Мы стремились быть вместе, быть похожими на кого-то, но в то же время, мы старались подчеркнуть свою индивидуальность, уникальность и значимость Где они все теперь? Ещё один хороший вопрос.
Разрушения в этой части Самары, были не столь велики, как в старом городе, или в районе Безымянки, где ранее были сосредоточены промышленные предприятия. Я помню, что на город упало три заряда. Один на железнодорожный вокзал. Я там был. Фон весьма небольшой, но в сплошной каше из металла и стекла нет ничего полезного. Второй в районе Завода металлургов, а третий успешно поразил ГЭС возле Тольятти, в результате чего львиная доля города оказалась подтопленной. Спасибо мудрейшему провидению строителей воздвигавших Московское шоссе. Даже невооружённым глазом, видно, что она напоминают одну большую плотину, протянувшуюся через весь город вдоль Волги.
Вспоминая дни до удара, пришёл к выводу, что наши сгинувшие правители были не столь плохи, как тогда нам казалось. Эвакуация и мероприятия связанные с ней, были объявлены заранее, хотя к тому моменту, все семьи, особо значимых и особо небедных. . . хмм. . . людей, уже были вывезены за пределы зоны поражения. Но даже когда стало всё очевидно, многие отказывались верить в то, что вот-вот должно случится. Город, вместе с людьми полыхал несколько недель, а может весь месяц. Выбравшись из полуобрушенного убежища под САМГУ, где я за год до этого защитил диплом, я был настолько растерян, и зол на себя, что об этом не хочется вспоминать. Я предупредил друзей, но они не успели придти. Никто не успел. В результате, всё это время я провёл под землёй один. Периодически истошно вопя и плача, от собственного бессилия и бесконечной опустошенности. Меня выворачивало наизнанку, тошнило и рвало. Я не спас их. Никого. Зачем мне всё это. Что я сделал, чтобы заслужить всё это? Но мой голос лишь слабым эхом отзывался в бетоне.
О том что было после, вспоминается чуть проще. Весь город, а точнее то что от него осталось, стал проще. Собаки, стали желанным куском мяса. А правозащитников, которые гневно выступали на митингах в защиту братьев наших меньших уже не было. Выжженные кварталы ближе к центру, со временем перестали быть, чем-то таким, что внушало страх и трепет. Они стали выглядеть никчёмно и комично, как переломанные ноги или руки. Никакой функциональности и своя извращённая красота. Единственное, что было противно так это снег. Он шёл целыми днями, проникая через выбитые окна и образуя удивительные узоры там, где когда-то жили люди. Но это был не тот снег, что радовал горожан, не тот снег которым играли дети. Он уже с неба падал грязно-серого цвета, извещаю о пыли и нуклидах, содержавшихся в нём. Возвращаясь в университет, приходилось каждый раз тщательно смахивать его с плаща, дабы не словить пару лишних доз.
Так и проходили недели, месяцы. Абсолютно бесцельно и незаметно. За временем я не следил и лишь найденные сотовые телефоны, которые не сгорели в результате ЭМИ, при включении показывали такую-то дату. Важно было лишь желание жить. Впрочем у тех кто ещё тогда не ушёл, подобное желание тоже было. Они бродили по городу, измотанные, облучённые, в обрывках одежды и в остатках своей значимости и величия, которому сейчас нет никакой цены и никакого применения. Они уже не были отягощены грузом повседневности и тяглом обывательских вопросов: что одеть, что купить, что поесть, с кем переспать. Сейчас уже выбора во всём этом нет. За ними весьма забавно наблюдать в прицел Ремингтона. Но они не представляли угрозы, а потому не стоили даже одного затраченного патрона. Эра потребления канула в прошлое. Как я мечтал об этом. В прошлом.
После какого-то момента я стал собирать книги, школьные учебники. Я стал читать, так много, как никогда раньше. Я хотел лишь хотел понять: почему? Мои соседи, знакомые, они были честными трудягами которые вкалывали по 56 часов в неделю. Они этого точно не заслужили. Однажды когда всё надоело я ушёл из города. На восток. Я искренне верил, что там за Уралом, я найду ответ на вопрос, терзавший меня уже 7 лет: что мы сделали, чтобы заслужить всё это?
- Деда, расскажи как, ты встретил бабушку в Старой Уфе!
Моя внучка, никак не засыпала, хотя монотонное жужжание кондиционеров изрядно клонил в сон. Особенно меня.
- Вита! Пора спать. Завтра будет ночь, и завтра будет рассказ.
Поцеловав этот бесценный подарок самой жизни, и названный в её честь, я вышел из комнаты. И мне не важно, что глаза её несут следы мутации. Что сама она хилая и бледная. Все дети из нового поколения весьма похожи на страшный сон акушерки. Они наши дети. Они наша надежда. Что мы сделали, чтобы заслужить это благословение? Ведь сам факт их рождения, стал для нас чудом. А ведь если задуматься, сколько ещё будет этих чудес?